Выбор[Новое издание, дополненное и переработанное] - Виктор Суворов

4

Берия зверем смотрит. В пространство. Взгляд его — нерасшифрованный взгляд крокодила, непонятный взгляд. Цепенеют люди под бериевским взглядом. Ест он траву кавказскую. Рукой. Низко к тарелке голову наклоняя. А наклонив голову, не в тарелку смотрит, но на каждого за столом. По очереди. Долгим пристальным взглядом. Глазами их не отпуская.

Наклонил голову Лаврентий Павлович к самому краю тарелки. Ухватил пальцами травы пук.

Застыла голова над тарелкой. И рука застыла:

— Может, не вокруг, а на самой даче искать надо?

— Кроме нас никого там не было.

— А если невидимка?

— Какая невидимка?

— Мессер, твою мать!

— А ведь правда. Мессер невидимым прикидываться может…

— Где он?

— По моим сведениям, Мессера уже пару недель никто нигде не видел.

— Знаю решение. Это Гуталин нам силу показывает. Пугает. Для того Мессера подослал.

— И что?

— Трилиссера убил Мессер.

— Чем?

— Взглядом, твою мать!

5

Спит Макар, а мозг его работает. Ему снится машина истребления врагов. Машина будущего. Машина истребления врагов в массовом порядке. С каждым годом — это любому ясно — врагов будет все больше. Истреблять их надо усиленно. Стрельба? Чепуха. Столько крови, столько воплей. Опять же — расход боеприпасов. Есть лучший способ. С 1921 года большевики используют газовые камеры. Душегубки. Непрактично. Люди в душегубках орут и стучат. Что-то другое надо. Нужно истреблять врагов быстро, дешево, чисто, без крови, без криков. Макар давно об этом думает, и вот во сне идея воплотилась в чудный замысел. Приговоренных врагов заводят в лифт. В большой лифт, в котором помещаются сразу хоть сто голов. Клетка лифта — решетчатая. А кнопочка — красная. Макар запирает врагов в клетке, а сам жмет кнопку. Клетка летит, почти обрывается, в подвальный этаж. А там — бассейн. Клетка опускается под воду. Быстро опускается. Взлетает, отшвырнув тонны воды. Врагов надо держать под водой всего пять минут. И поднять лифт наверх. Ни крови, ни воплей. Они разом все под водой захлебнутся… Можно еще устроить опрокидывающийся пол у клетки лифта. Тогда трупы можно будет вываливать прямо в вагон. Нажал другую кнопочку, и — р-раз, все посыпались.

Каждая штука такая должна иметь свое название. Шифр. И снится Макару это название: Пролетарская Гильотина. ПГ.

А что же такое СА?

ГЛАВА 25

1

Может ли чародей, даже самый лучший, за несколько месяцев научить всем чародейским премудростям свою ученицу, пусть даже самую талантливую? На этот вопрос я вынужден дать ответ отрицательный. Категорически заявляю: за столь короткое время всему научиться нельзя.

Однако… Однако кое-чему чародей свою ученицу уважаемую, но нелюбимую научил. Как он ее учил и чему именно, я, откровенно говоря, не знаю. Мне не дано знать и сотой доли чародейских секретов. А если бы я те секреты знал, так тогда бы — хо-хо! Тогда бы я сам чародеем заделался, охмурял бы широкие народные массы в мировом масштабе.

Быстро подготовка завершилась. Время не ждет. Вторую мировую войну начинать пора. Потому приказ откуда-то с самого верха: инфанте испанской срочно прибыть на выпускной бал-маскарад.

Наследнице испанского престола — персональный транспорт: ремонтный поезд

«Главспецремстрой-12».

Это только незнающим поезд ремонтным кажется. А внутри, в вагоне не то почтовом, не то багажном, все так устроено, чтобы пассажиру было удобно и уютно. За окном дождь унылый. А внутри — чисто, тепло, тихо. Только колеса стучат.

Когда-то давно, в другой жизни, Настя Стрелецкая была пассажиром этого поезда. Тут все ей знакомо, все привычно. И проводник знаком.

— Здравствуйте, Сей Сеич.

— Здравствуй, Жар-птица.

— Куда повезете?

— К городу Куйбышеву. На 913-й километр. В Москву-600.

2

Она любит спать в поезде. В поезде сон слаще. Потому как ритм сердце успокаивает. Под этот ритм она и уснула.

…И тут же, прорыв под забором нору, вынырнула белая пушистая холеная собака с голубыми глазами и отряхнула с себя землю. Лайка полярная. Она вошла на чужой дачный участок как хозяйка. И маленькая девочка Настенька сжалась от жалости и страха. Серый цепной Робеспьер разрывал любого, кто появлялся там, куда он мог дотянуться. Робеспьер растерзал соседского кота и когда-то появившегося тут лисенка. Робеспьер признавал только хозяина. Любой другой, человек или зверь, должен был отдать Робеспьеру жизнь, если бы осмелился подойти близко. Все знали об этом, потому рядом с ним не появлялись. Его потом убили, Робеспьера кровавого. Жарким летним днем 10 июня 1937 года люди товарища Сталина застрелили клыкастого. Без стрельбы комкора Стрелецкого арестовать не представлялось возможным… Но до того дня была целая жизнь — удивительная, веселая и радостная, и была в той жизни белая пушистая собака, которая пришла без страха прямо к Робеспьеру, не убоявшись его мерзких клыков. Девочка Настенька — одна на даче. Она да серый пес на цепи. И еще белая незваная нахалка. Сжалась Настенька от ужаса: сейчас Робеспьер будет рвать незваную гостью в клочья. Пойдут клочки по закоулочкам. Это так страшно. И так интересно. Но Робеспьер почему-то не рвал нахальную гостью. Он напрягся, замер, вытянулся, и только кончик его серого хвоста метался судорожно.

Белая собака бесстрашно обнюхала присмиревшего зверя и вдруг яростно и злобно его укусила…

3

— Подъезжаем.

— Да, спасибо, Сей Сеич. Я уже не сплю.

В вечернем сумраке разошлись стальные пути надвое. И еще раз. Разъезд 913-й километр. По откосу белыми камешками: «СЛАВА СТАЛИНУ!» На другой стороне: «ЛИКВИДИРУЕМ КУЛАЧЕСТВО КАК КЛАСС!»

Кулачество ликвидировали, а лозунг остался. Впереди громада моста через Волгу. Но не пошел «Главспецремстрой-12» на мост. Его в сторону понесло, по ржавой колее — к Жигулям, к откосам крутым, в скалы. Справа уступы. Слева уступы. Лес дикий. Нетронутый. Тут ветра поубавилось. Мраку поприбавилось. А дождь хлещет.

Миновали ущелье красного гранита с березами и елочками на карнизах. Вот и роща дубовая. Орешник подлеском редким стелется. Совсем небольшой тоннель на пути, а за тоннелем рельсы — в тупик. Нырнул ремонтный поезд в тоннель, а на той стороне не вынырнул. В тоннеле, с виду коротеньком, — ответвление в сторону и в глубину. Разогнался в подземелье локомотив на полную мощь. На поверхности ему запрещено ходовые качества кому ни попадя демонстрировать, а тут, в тоннелях, гони с какой нравится скоростью. Вот и гонит. И уж навстречу вылетает станция в потоке света. Ни дать ни взять «Маяковская». Только название другое: «МОСКВА-600». Любит товарищ Сталин «Маяковку». За высоту, за ширину, за простор, за легкость конструкций, за размах и изящество. «Маяковка» вон сколько призов на выставках международных сорвала. Потому неудивительно, что в Жигулях, в запасной столице СССР, тот же облик архитектурный повторен.

Плавно-плавно «Главспецремстрой-12» у серой гранитной платформы остановился. Вышла Настя, огляделась. Да… Центральный зал тут шире. И выше. И мозаика под потолками другая. Тоже красиво. Если людей на платформах посчитать, то явно за сотню. Но поглощает пространство людей.

Ширина небывалая дворца подземного, легкость колонн сверкающих, высота потолков, светом залитых, — все это людей в малых гномиков превращает. Потому впечатление — безлюдно тут. Высадил «Главспецремстрой-12» своего пассажира одинокого и пошел вперед в неизвестность подскальную. А на его место подкатил товарняк с ящиками. Козырнул Насте лейтенант симпатичный, представился:

— Лейтенант Шадрин. Здравствуйте. Вы спецкурьер ЦК Жар-птица?

— Здравствуйте. Я — Жар-птица.

— Можно удостоверение?

Подает Настя платочек шелковый с печатью Центрального Комитета и несмываемой подписью товарища Сталина.

— Вам, Жар-птица, проход везде. Я провожу вас. Подхватил лейтенант ее шинель и мешок солдатский: следуйте за мной.

Эскалатор Бесшумный поднял их в серый полированный гранитный зал. В стенах широкие темные щели. Вроде для красоты. Понимает Настя — это амбразуры: оттуда, из скальной глубины, автоматические авиационные пушки ШВАК на нее сейчас своими любопытными хищными рыльцами смотрят. И жадные глаза наводчиков. Улыбнулась Настя амбразурам: привет вам пламенный!

Из подземного зала бездонный колодец лифта ведет вверх, в рабочие бункеры. Если лифт поднят, то из этой западни гранитной нет вообще никакой возможности проникнуть туда, наверх. Звякнул лифт. Разошлись двери, пропустив Настю с лейтенантом внутрь, и бесшумно сошлись за спиной. Лифт самый обыкновенный, человек на тридцать. Только обычных в этих случаях кнопочек нет. Закрылись двери, и потянуло лифт наверх. Скорость большая. Ощущение неприятное, точно как в шахте, когда тянет высоко и быстро. Остановились. Открылись двери, и снова они в широком пустом зале с единственной броневой дверью и десятком амбразур со всех сторон. Только гранит тут красный. Тут документы проверили не только у Насти, но и у лейтенанта сопровождающего. Проверили быстро, без придирок, и пропустили за броневую дверь в паутину подземных галерей, коридоров и переходов. Прошли сводчатым мраморным залом, повернули направо, затем налево. Оказались в широченном коридоре, мощенном зеленым и белым камнем. На стенах мозаики: мудрые полководцы склонились над картами; мужественные командиры рассматривают поле боя в бинокли; голодные пролетарии мира с красными знаменами свергают ненавистных капиталистов, открывают двери темниц; бойцы Красной Армии в смертельном штыковом бою теснят и ломят озверевших врагов, и те же солдаты победоносной Красной Армии в парадном строю маршируют по освобожденным городам Европы.